В статье рассматриваются миграции бурятского народа в районах преимущественного расселения в 1959–1989 гг. Анализируются источники и методы исследования этнических миграций. Изучена территориальная специфика пространственных перемещений бурятского населения на фоне миграционных тенденций в России в целом и в восточных районах, в частности. Вычислен его механический прирост/убыль в Иркутской и Читинской областях, Бурятской АССР, определены исторические условия, факторы и географические направления миграций, роль сельско-городских перемещений. Выявлено, что буряты Иркутской области обладали самой высокой мобильностью, благодаря тесным контактам с русским населением, интенсивному аграрному и промышленному развитию региона, из-за чего механический отток из области достиг больших размеров. Если вначале была велика доля так называемых «внутренних миграций», в районах основного расселения, то постепенно роль экономических перемещений усилилась, а роль Бурятской АССР как центра притяжения ослабла. У бурят БАССР на протяжении всего рассматриваемого периода было положительное сальдо миграции за счет притока из Предбайкалья и Читинской области. Миграционная подвижность этноса здесь была значительно ниже, чем в Иркутской области, а масштабы сельско-городских миграций были невелики из-за сравнительно невысоких темпов экономического развития и менее тесных контактов с русским населением. Вместе с тем, приток бурятского населения в республику в изучаемый период последовательно снижался. В Читинской области демографический переход у бурятского населения шел медленнее, чем в других регионах преимущественного расселения. В этой связи миграционная мобильность этноса была очень низкой. Регион исторически отличался самыми невысокими темпами роста промышленного производства, меньшей была интенсивность аграрных переселений. В результате буряты области дольше сохраняли традиционные виды хозяйствования, доля городских жителей была небольшой, распространенность русского языка была невысокой. Мобильность бурят усилилась в 1970-е гг., в основном миграции были направлены в БАССР. Роль республики как региона вселения упала лишь в 1980-е гг.
The paper studies migration patterns of the Buryat people in the areas with dense Buryat population in 1959–1989. The sources and methods of studying ethnic migrations are analyzed. The territorial specifics of movements of the Buryat population in the context of migration trends in Russia in general and in the Eastern regions in particular are examined. Net migration rate in the Irkutsk and Chita regions and the Buryat ASSR was calculated. Historical conditions, factors and geographical directions of migration, and the role of rural-urban movements were identified. It was revealed that the Buryats of the Irkutsk region had the highest mobility, due to close contacts with the Russian population, intensive agricultural and industrial development of the region, which is why the migration outflow from the region dramatically increased. At first, most migrations were within the studied areas, but then the role of economic movements gradually increased, and the role of the Buryat ASSR as a center of attraction weakened. During the entire period under review, the Buryats of the BASSR had a positive net migration rate due to inflows from the Baikal region and the Chita region. The migration mobility of this ethnic group was significantly lower than in the Irkutsk region, and the rural-urban migration rate was low due to relatively slow economic development and less contacts with the Russian population. At the same time, the influx of Buryat population to the Republic in the studied period consistently decreased. In the Chita region, the demographic transition of the Buryat population was slower than in other regions under consideration. The region has historically had the lowest industrial production growth rates, and the agricultural migrations were less intensive. As a result, the Buryats of the Chita region had long maintained traditional economies, the share of urban residents was low, and Russian language use was not widespread. The mobility of the Buryats increased in the 1970s, and migrations were mainly directed to the BASSR. The role of the Republic as a destination for migrant flows only declined in the 1980s.
Integrating light‐level geolocation with activity tracking reveals unexpected nocturnal migration patterns of the tawny pipit
