Преждевременная мужская смертность и экономическое благосостояние домохозяйств

В работе на основе на данных Российского мониторинга экономического состояния и здоровья за 2001-2019 гг. (РМЭЗ) оценивается влияние смерти членов семьи, в том числе мужчин трудоспособного возраста, на благосостояние домохозяйств, в которых проживали умершие. Показано, что данные РМЭЗ, несмотря на определенную систематическую ошибку при регистрации смертей респондентов, могут быть использованы для оценки смертности мужчин и лиц трудоспособного возраста. Показано, что в год смерти члена домохозяйства средние реальные подушевые доходы его семьи растут, т. е. эффект от снижения размера семьи оказывается сильнее эффекта от падения общих доходов. Дело в том, что экономические проблемы домохозяйства, связанные с потерей работоспособных членов семьи, начинаются не в год смерти, а заметно раньше. В связи с этим был рассмотрен более широкий временной диапазон, от 5 лет до смерти члена семьи до 5 лет после нее. Регрессионный анализ процессов попадания в бедность и выхода из нее показал, что смерть членов семьи оказывает негативное влияние на благосостояние других членов домохозяйства. В случае смерти мужчины трудоспособного возраста домохозяйства сталкиваются с повышенными рисками попадания в бедность в течение 1-5 лет до и после этого события.

Особенности демографических процессов в Европейской России в XVIII-XIX веках: опыт анализа метрических книг трех православных приходов

В статье рассмотрены метрические книги трех православных сельских приходов в географически разных частях Европейской России (35 тыс. записей о рождении, браке и смерти) как источник информации о демографии страны середины XVIII – середины XIX веков. Результаты обработки метрик дают оценку динамики общего социально-экономического благополучия населения России в этот временной отрезок, при котором периоды улучшения всех демографических показателей чередуются с кризисами разной продолжительности и интенсивности. Эти процессы в различной степени отражались на отдельных территориях. Из трех приходов лучшую динамику демонстрирует приход в Нечерноземье вне пригородной зоны Москвы, показатели для прихода в Черноземье ухудшает высокая смертность детского и взрослого населения, а для подмосковного прихода характерно более позднее вступление в брак. Поскольку все три прихода представляют сельское русское православное население, эти различия могут быть объяснены иными социокультурными особенностями указанных местностей.

Половые диспропорции в потоках долговременной миграции в России

На основе данных Росстата проанализировано распределение потоков долговременной миграции в России по полу за 2004-2020 гг. с учетом их различий в отдельных возрастных группах. В международной миграции в России отмечается явное преобладание мужчин в трудоспособных возрастах, диспропорции нарастали после изменения методики учета в 2007 и особенно после 2011 г. Они привели не только к изменению масштабов учтенной долговременной миграции, но и к кардинальному изменению ее половозрастной структуры. К концу рассматриваемого периода диспропорции сохранились, но масштаб их существенно уменьшился. Во внутристрановых переселениях в целом диспропорции полов не выражено, однако в молодых возрастах женщины более активны, особенно в потоке внутрирегиональной миграции. Изменение подходов к учету внутренних долговременных мигрантов в 2011 г., приведшее к изменению их возрастного профиля, практически не оказало воздействия на их распределение по полу. Предприняты попытки объяснения неравного участия мужчин и женщин в миграции, однако эти особенности нуждаются в дальнейшем изучении. Ввиду существенной динамики половозрастного состава мигрантов ее необходимо своевременно учитывать при прогнозировании наряду с регулярными корректировками общих прогнозных гипотез.

Рождаемость в муниципальных образованиях России в 2011–2019 гг.

Нехватка данных до недавнего времени определяла отсутствие работ, рассматривающих демографические показатели на уровне малых территорий для всех регионов Российской Федерации. Представленная статья посвящена анализу рождаемости в 2304 ячейках муниципального уровня субъектов РФ. Исследование базируется на данных муниципальной статистики Росстата о численности женщин репродуктивного возраста по пятилетним возрастным группам и числе родившихся. Для устранения влияния возрастной структуры на локальном (муниципальном) уровне были рассчитаны стандартизованные коэффициенты рождаемости в среднем за 2017–2019 гг. Расчёты базировались на методе косвенной стандартизации, в качестве стандарта выбрано население России. Различия в уровне рождаемости сокращаются как на региональном, так и на муниципальном уровне за счёт продолжающегося снижения рождаемости для территорий, где её уровень по-прежнему высок. Однако расчёты показывают, что отношение коэффициента вариации на муниципальном уровне к аналогичному показателю для регионов возрастает: увеличивается роль местных факторов. При анализе динамики числа родившихся было обнаружено, что происходит стремительная концентрация рождений в региональных центрах (рост с 36,5 до 42,8% в 2011–2019 гг.). В то же время около половины прироста доли родившихся в центрах субъектов РФ обеспечено изменением правил регистрации рождений. Соотношение общего и стандартизованного коэффициента призвано оценить вклад возрастной структуры женщин в уровень рождаемости. Из-за особенностей возрастного состава населения максимальная недооценка уровня рождаемости наблюдается в малых сельских муниципалитетах Европейского Севера и Поволжья. Различия оценочного коэффициента суммарной рождаемости (КСР) на муниципальном уровне позволяют более подробно описать распределение территорий по уровню воспроизводства населения. Только 10,6% населения России проживает на территориях, где оценка КСР выше уровня простого воспроизводства (2,15). Демографическая модернизация почти не оставила значительных (по численности населения) ареалов высокой рождаемости даже в регионах, где её уровень традиционно велик (Чечня, Дагестан, Ингушетия, Тува, Алтай).

Особенности исследований сексуальной ориентации: демографические характеристики российских гомосексуалов

В демографии как один из видов демографического поведения рассматривается сексуальное. Сексуальная ориентация – наиболее широкий термин, предполагающий несколько концепций, от которых зависит дизайн исследования. Сексуальное поведение, сексуальная идентичность и сексуальное влечение требуют различных исследовательских подходов и способов измерения. В настоящей статье предложен обзор современных направлений в концептуализации и измерении сексуальной ориентации, а также приведено описание демографических данных, полученных в ходе опроса российских гомосексуалов (n=390). В исследованиях сексуальности в социальных науках можно выделить 3 основных подхода: эссенциалистский, конструтивисткий и квир-подход. Они различаются пониманием истоков (гомо)сексуальности и трактовками ориентации (как идентичности, поведения или влечения). В статье предлагаются варианты формулировок вопросов для измерения сексуальной ориентации в рамках трёх подходов, а также обзор методологических ограничений – проблемы выборки и определения генеральной совокупности. Мы приводим результаты общероссийского ЛГБТ-опроса и даём описание данных о российских гомосексуалах (геях и лесбиянках). Полученные данные позволяют охарактеризовать возраст осознания и принятия сексуальной ориентации, возраст сексуального дебюта, опыт каминг-аута родственникам, друзьям и коллегам, отношения с родственниками, опыт насилия и дискриминации, доверие органам власти.

Социально-экономические детерминанты детской и подростковой смертности от внешних причин в Москве

Детская и подростковая смертность в России превышает показатели стран-лидеров по ожидаемой продолжительности жизни. Существенный вклад в это вносит смертность от внешних причин. Опыт других стран показывает, что смертность от этого класса причин может быть значительно снижена при помощи мер социальной политики. В статье анализируется влияние социальных и экономических характеристик районов Москвы на смертность в них от внешних причин в детских и подростковых возрастных группах в 2016-2017 г. На основе данных Федеральной службы государственной статистики, ЦИАН, Базы данных показателей муниципальных образований, а также обезличенных данных ЗАГС Москвы были построены карты детской смертности Москвы и Tobit-модели оценки коэффициента смертности в зависимости от социальных характеристик района. Выявлено, что для младшей возрастной группы от 1 до 4 лет наиболее значимым фактором является присмотр родителей, для более старших групп 5-9 лет значимыми становятся показатели дохода и благополучия района. Для подростковых возрастов 10-15 лет помимо дохода значимыми являются уровень преступности в районе и уровень экономического неравенства.

Labor migration in Russia during the coronavirus pandemic

The introduction of quarantine measures in connection with the coronavirus pandemic was accompanied by the blocking of cross-border communications and the restriction of the activities of enterprises in most sectors of the economy. Labor migrants and members of their families staying on the territory of Russia found themselves in a difficult situation. The decline in employment, primarily in those areas where migrants work, has made foreign citizens one of the most vulnerable social groups. The first layer of issues considered in the article is associated with an assessment of the situation in which migrants have found themselves in Russia. In what types of economic activity has the decline in employment become particularly painful for migrants? What is their financial situation? To what extent are they ready to leave Russia if transport communications are restored? What are their immediate and long-term plans related to work and life in Russia? The second focus of the study is on potential migrants who were unable to enter Russia after the severance of international transport links. What is their economic situation at home? How quickly are they going to leave for Russia if restrictions on international travel are lifted? What are their short-term and long-term plans related to their stay in Russia? This article is devoted to finding answers to these questions, based on an online survey of 2,695 foreign citizens (including 1,304 migrants located in Russia and 1,391 abroad), as well as a telephone survey of 300 labor migrants in the Moscow metropolis conducted in the first half of June 2020.

The results of the 1939 Soviet census: two problems of adequacy

The article examines the adequacy of contemporary estimates of the total population of the Soviet Union based on the 1939 census. To do so, it analyzes the instructions for filling in the census form. Comparison of the better worded 1959 census instructions with the poorly worded instructions of the 1939 census shows that the latter created possibilities for double counting of the population. These findings confirm the validity of the lowest estimate of the total population of the USSR based on the 1939 census, given by the famous Russian demographer Andrei G. Volkov, which stood at only 167.6 million people. The impact of the inter-republic reallocation of prisoners’ census forms was also estimated. For the entire population of Russia these estimates do not, for most indicators, change the picture previously known from the official census results. On the other hand, for Ukraine and especially Kazakhstan, the recalculations produced noticeable changes, in some cases resulting in significant corrections of the composition of the pre-war population.

The Russian population of the near abroad: geodemographic dynamics of the post-Soviet period

This article explores the geodemographic dynamics of the Russian population of the near abroad in the post-Soviet period. It analyzes the quantitative changes and transformation of its geography, the level of urbanization and the gender and age structure. The study shows that in the post-Soviet period there was a sharp decline in the number of Russians in all of the near abroad. This process was most intensive in the 1990s. The maximum demographic losses during this period were suffered by the Russian population of Transcaucasia and a number of countries in Central Asia. At the beginning of the twenty-first century, the rate and absolute scale of decline are decreasing, but the trend itself remains stable. This is associated with the natural decline of the Russian population, its migration to Russia and foreign countries, and assimilation. The relationship of these factors to the quantitative decline has varied across time and across individual countries. In almost all Russian communities a significant preponderance of women is recorded. The median age of Russians in all countries of the near abroad is more than 40 years. The level of urbanization of Russians in most of these countries has decreased. Better preserved are the metropolitan and rural Russian populations. The demographic ratio of the Russian communities of individual countries and macroregions has changed. The numbers of Russians in Kazakhstan and Ukraine (without the people's republics of Donbass) are already comparable, and there are more Russians in the Baltic countries than in Central Asia. Russian communities of unrecognized (or partially recognized) States are characterized by increased demographic stability.

Center-peripheral differences in life expectancy in Russia: a regional analysis

Elevated mortality (compared with the West) and significant spatial differences in life expectancy are serious challenges facing Russia. The goals of improving Russians' health and increasing their life expectancy by reducing inequality in mortality between regions and settlements are closely intertwined with the goals of spatial development of Russia, aimed at reducing interregional differences in the quality of life. This paper presents an assessment of the scope and dynamics of changes in mortality differences between the ‘center’ and the ‘periphery’ in 67 regions of Russia, which are home to three-quarters of the country's population. The selected research period - 2003-2018 - is characterized by a steady increase in life expectancy at birth (LE) in Russia. Using unpublished data from Rosstat for cities, we estimated life expectancy at birth in 67 regional centers and in the rest of the regions (‘periphery’). Depending on the magnitude of the differences in LE and the dynamics, we identified 6 types of regions. For those regions with a LE gap between center and periphery larger than the average, the decomposition method was applied, which made it possible to determine the key age groups and causes of death responsible for such high differences. In 36 regions of Russia classified as types I-III, the center-peripheral gap exceeded the average Russian level, while only in six regions in 2003-18 was there a tendency towards a reduction in the size of this gap. The decomposition results showed that elevated mortality of males in the periphery is due to a higher mortality rate at working age from external causes of death, especially from traffic accidents, homicides and suicides, as well as from ‘alcoholic’ causes of death; females in the periphery suffer from higher mortality rate at older ages from chronic non-communicable diseases. Despite the seemingly ‘objective’ nature of the mortality differences between the center and the periphery (the advantage of the former being due to the socio-demographic characteristics of its residents and the educational structure of the population, as well as to selective migration), the positive experience of other countries shows that effective public health policies can substantially reduce the degree of spatial inequality in mortality even if significant heterogeneity in the level of socio-economic development remains.