FOREST IN THE BASHKIRS' VIEW OF THE WORLD

В статье анализируются особенности восприятия лесного пространства башкирами. На основе языковых, фольклорных материалов сделана попытка раскрыть различные аспекты взаимоотношений лес - человек, образ леса в картине мира башкир. Как и в большинстве традиционных культур, в целом мифологический образ леса носит отрицательный характер. В фольклоре он часто описывается как тёмный, мрачный, неизвестный, таящий опасности, противопоставляясь обжитому и освоенному пространству селений. Лесной пандемониум также представлен в основном отрицательными персонажами. В целом образ леса в традиционной картине мира башкир предстаёт довольно неоднозначным. С одной стороны - это категория, связанная с потусторонним миром, неизведанная, «чужая» территория. С другой - лес издавна являлся источником различных благ - в виде строительного материала, пушнины, различных продуктов питания, укрывал от врагов. The article analyzes the features of Bashkirs' perception of the forest space. On the basis of the materials of the epos, folklore, folk ideas, an attempt was made to reveal the various aspects of the relationship between forest and man, the image of the forest in Bashkirs' world view. As in most traditional cultures, the mythological image of the forest as a whole is negative. In folklore, it is often described as dark, gloomy, unknown, fraught with danger, being contrasted with the inhabited and developed space of the villages. The forest pandemonium is also represented mainly by negative characters. On the other hand, in the domestic perception forest is valued for the benefits derived from it: shelter, food, protection from enemies. In addition, Bashkirs, distinguished by a developed aesthetic perception and contemplative thinking, appreciated its beauty, which is also reflected in folklore. In general, the image of forest in the Bashkirs' traditional view of the world appears rather ambiguous. On the one hand, it is the category associated with the other world, unknown, «foreign» territory. On the other hand, the forest has long been a source of various benefits - in the form of construction materials, furs, various food products, and it sheltered them from enemies.

FOREST IN THE BASHKIRS' VIEW OF THE WORLD

В статье анализируются особенности восприятия лесного пространства башкирами. На основе языковых, фольклорных материалов сделана попытка раскрыть различные аспекты взаимоотношений лес - человек, образ леса в картине мира башкир. Как и в большинстве традиционных культур, в целом мифологический образ леса носит отрицательный характер. В фольклоре он часто описывается как тёмный, мрачный, неизвестный, таящий опасности, противопоставляясь обжитому и освоенному пространству селений. Лесной пандемониум также представлен в основном отрицательными персонажами. В целом образ леса в традиционной картине мира башкир предстаёт довольно неоднозначным. С одной стороны - это категория, связанная с потусторонним миром, неизведанная, «чужая» территория. С другой - лес издавна являлся источником различных благ - в виде строительного материала, пушнины, различных продуктов питания, укрывал от врагов. The article analyzes the features of Bashkirs' perception of the forest space. On the basis of the materials of the epos, folklore, folk ideas, an attempt was made to reveal the various aspects of the relationship between forest and man, the image of the forest in Bashkirs' world view. As in most traditional cultures, the mythological image of the forest as a whole is negative. In folklore, it is often described as dark, gloomy, unknown, fraught with danger, being contrasted with the inhabited and developed space of the villages. The forest pandemonium is also represented mainly by negative characters. On the other hand, in the domestic perception forest is valued for the benefits derived from it: shelter, food, protection from enemies. In addition, Bashkirs, distinguished by a developed aesthetic perception and contemplative thinking, appreciated its beauty, which is also reflected in folklore. In general, the image of forest in the Bashkirs' traditional view of the world appears rather ambiguous. On the one hand, it is the category associated with the other world, unknown, «foreign» territory. On the other hand, the forest has long been a source of various benefits - in the form of construction materials, furs, various food products, and it sheltered them from enemies.

BASHKIR EPIC "IDUKAI AND MURADYM" AS THE RELAYING OF THE MYTHOLOGICAL IMAGE OF SACRED COUNTRY IL

В настоящий период активации современных реформаций, социополитических перемен изучение историзма и исторического, патриотического мотивов в эпических полотнах особо актуально, ибо именно эпическое творчество содержит критические и глубоко философские обобщения событий не только древности, но и обозримого прошлого. Сложение событий 14 - 15 в в. в эпическое произведение «Идукай и Мурадым» завершилось мудрыми сэсэнами к 15 - 16 в в., отображая события периода активных волнений, связанных с расхищением башкирских земель, защитой родного народа. Эпос совершенствуется на этом фоне, являясь не столько историко - эпическим переложением трагических событий эпохи Золотой Орды, сколько произведением народной словесности, в котором глубоко и ярко обобщены чаяния и идеалы народа об отважных батырах - защитниках, об истинной свободе Духа и независимости, великой силе любви к родине - Иль и родной земле. В эпосе исторического характера особо ярко отмечена трансформация архетипа богини земли, потустороннего мира - Хель на выразительный, пронизывающий весь текст священный образ Иль (страны). In the present period of the activation of modern reforms, sociopolitical changes, the study of historicism and historical and patriotic motifs in epic paintings is especially important, for it is epic creativity that contains critical and deeply philosophical generalizations of events not only of antiquity but also of the foreseeable past. Addition of events 14th - 15th centuries. in the epic work "Idukai and Muradym" was completed by wise sesans to the 16th-17th centuries, reflecting the events of the period of active unrest connected with the plundering of Bashkir lands, the protection of the native people. The epic is improved on this background, being not so much the historical and epic interpretation of the tragic events of the Golden Horde as a product of folk literature, in which the people's aspirations and ideals about courageous defenders, the true freedom of the Spirit and independence, the great power of love to the homeland - ll and his native land. In the epic of a historical nature, the transformation of the archetype of the goddess of the earth, the other world - Khel to the expressive, sacred image of the ll (country), which permeates the entire text, is especially marked.

In a strange other world. Urszula Kochanowska by Bolesław Leśmian translated into English

The article focuses on English translations of Bolesław Leśmian’s Urszula Kochanowska, especially those by Marian Polak-Chlabicz and Krzysztof Bartnicki. The author of the article aims to achieve a critical comparison between different translation strategies ventured to conquer the diffi culties associated with translating this verse, which is strongly connected with Polish culture and literature. The close-reading of the translations is accompanied by a short outline of Leśmian’s existence in English language along with an attempt to answer the question of whether translating his poetic language is at all possible or is Leśmian’s work an evident proof (as many critics say) of the phenomenon known as untranslatability.

Image of a Shamaness in Khakas heroic epic: the case of S. I. Shulbaevʼs tales

В статье впервые рассматривается образ шаманки в героических сказаниях хакасов, тексты алыптыг нымахов, записанные от сказителя С. И. Шулбаева, вводятся в научный оборот. Целью исследования является определение типа женщин, сведущих во всех трёх мирах, сравнение топосов, встречающихся на пути шаманки в Нижнем мире героического эпоса и в путешествии в «мир мертвых» реального шамана. Для осуществления поставленной цели исследования использованы описательный, сопоставительный методы. В героическом эпосе хакасов типы женщин, сведущих во всех трех мирах, обладающих магическими свойствами, волшебными предметами, встречаются часто. Сказитель обозначает их словами пiлiгҷi, кöрiгҷi.В алыптыг нымахе есть много женщин, умеющих предсказывать будущее, благословляющих главных героев на подвиги, давая ценные советы. Есть героини сказаний, умеющие исцелять, лечить богатырей,женщин, умеющих перевоплощаться в различных птиц и зверей. Богатырки, имеющие «птичье» одеяние,являются переходными, когда образ зооморфных помощников уходит, вера, связанная с тотемом-предком, потихоньку угасает, на смену приходят образы женщин-помощниц и советниц эпического богатыря. Новизна исследования в том, что данный тип женщин в эпосе впервые рассматривается на образе шаманки. Ранее обозначались как защитницы рода, советчицы богатыря. В древних хакасских сказаниях образ мужчины-шамана встречается редко. Как мы знаем, данный персонаж был введён намного позднее, когда помощь шамана, имеющего девять бубнов, стал необходим. В сказании «Хубан Арыг» вводится образ Толгай-хама, подробно описано камлание шамана с девятью бубнами. Мы считаем, что данный эпизод более поздно привнесен в тело эпоса, тем более традиции жанра это позволяют. В статье также проведён сравнительный анализ образа шамана в этнографической литературе и в эпосе хакасов. Выявлены схожие элементы в описании дороги героя в «мир мертвых», шаманы имеют одинаковые средства передвижения по потустороннему миру, аналогичные хитрые уловки, помогающие перемещаться в ином мире, похожие способы проверки состояния «души» умершего. Следует отметить, что данное исследование может способствовать дальнейшему раскрытию образа шаманки в эпосе и более глубокому рассмотрению этой проблемы. The article for the first time examines the image of a shamaness in the heroic tales of the Khakases, the texts of Alyptyg nymakhs recorded from the narrator S. I. Shulbaev are introduced into the scholarly turnover. The aim of the study was to determine the type of women versed in all three worlds, to compare the topoi encountered on the way of a shaman in the Under World of the heroic epic and in the journey to the “world of the dead” of a real shaman. Descriptive and comparative methods were used to achieve the goal of the research. In the Khakas heroic epic, the types of women versed in all three worlds, possessing magical properties and magical objects are common, the narrator denotes them by the words piligchi, kerіgchi. The alyptyg nymakh has many women capable of foretelling the future and blessing the main heroes for feats of arms, giving valuable advice; there are heroines of tales able to heal and treat heroes, women who can transform into various birds and beasts. Bogatyrs dressed as “avian” are transitional, when the image of zoomorphic helpers disappears, the belief connected with the totem ancestor slowly subsides, and images of women assistants and advisers to the epic hero replace them. The novelty of the research is that this type of women in the epic was considered in the image of a shamaness for the first time. Earlier they were designated as protectresses of a family, advisers of a bogatyr. In ancient Khakas tales, the image of a male shaman is rare. As we know, this hero was introduced much later, when the help of a shaman with nine tambourines became necessary. In the tale “Khuban Aryg”, the image of Tolgai-khama is introduced, the shaman's calamation with nine tambourines is described in detail. We believe that this episode was introduced into the body of the epic later, all the more so because the traditions of the genre allow it. The article also provides a comparative analysis of the image of the shaman in ethnographic literature and in the Khakas epic. Similar elements in the description of the hero's road to the “world of the dead” were revealed, shamans have the same means of travel in the other world, similar tricks to help travel to the other world, similar ways of checking the state of the “soul” of the deceased. It should be noted that this study can contribute to the further disclosure of the image of a shamaness in the epic and a deeper consideration of this problem.

The Relationship between Religion and National Culture in Poland in Light of John Paul II’s Philosophical and Theological Reflections

Many historians and politicians acknowledge that John Paul II, along with other world-leaders of the 1980s brought about the destruction of European Communism. One could also say that connection between religion and culture inspired Poles to refuse co-operation with the Communism. According to Karol Wojtyła it is impossible without Christianity to understand the history of the Polish nation and culture. Being the son of Polish nation which has been condemned to death several times, by its neighbors, but which has survived and kept national identity, Pope John Paul II understood very well the important role of religion and culture. On the basis of his experience Slavic Pope laid out a vision for relationship between Christianity and culture as the ‘priority’ of the civilization of love. He pointed out a number of reasons for this, which will be presented in this article. First, religion does not exist in vacuum, but in a certain context. Second, religion played a decisive role in the construction of States and nations. Third, Christianity is a creator of culture in its very foundation, and deep transformation of culture starts when Christianity and culture are linked together. Fourth, Christianity is incomplete if it is not lived out in a culture. Fifth, Polish culture and society has been deeply animated by religious piety. Sixth, culture provides a medium for dialogue between believers and nonbelievers. Seventh, the goal of the engagement of culture in accordance with Christianity is the creating of a civilization of love, which enables the human being to live freely in the truth. The research aim of this article is to present the strong relationship between Christianity and national culture in Poland, to identify the core of the Polish national culture, the ways Polish culture has been growing and communicating in connection with Roman Catholicism in the light of Pope John Paul II’s teaching.

BANS IN FUNERAL AND MEMOTIAL CUSTOMS AND RITUALS OF THE CHUVASHS

Одним из интересных и мало изученных источников для изучения традиционных представлений чувашского народа являются запреты (табу). По мнению чувашских лингвистов и фольклористов, они относятся к малым жанрам чувашского фольклора и являют собой отдельный вид афористических устно-поэтических произведений. Им свойственны четкая языковая форма построения, логичность, поучительная направленность, неукоснительность исполнения. Зародившись в глубокой древности, запреты служили одной из форм регулирования поведения человека в обществе. Они регламентировали повседневную жизнь, хозяйственные занятия, промыслы и ремесла, пищу, религиозные верования, поведение, этикет, язык, культуру речи и т. д. Особое место они занимали в обрядовой жизни, в том числе в обычаях и обрядах, связанных с проводами человека в последний путь. Целью настоящего исследования является определение роли и значения запретов в регулировании поведения людей и членов общины в рамках похоронно-поминальных обычаев и обрядов чувашей Урало-Поволжья. В исследовании запреты рассмотрены в соответствии с основными этапами похоронно-поминального обряда (подготовка к похоронам и охрана покойника; обмывание; проводы в последний путь; погребение; поминки). Работа основана на литературных, архивных и полевых материалах автора. При разработке указанной темы автор руководствовался одним из методологических принципов, в соответствии с которым система запретов понимается как часть социо-нормативной культуры народа, регулирующая поведение человека в повседневности и в религиозно-обрядовых практиках. В обоих случаях запреты имеют религиозную природу и выступают своеобразным императивом в процессе социальной жизни человека. Исследование показало, что запреты в контексте похоронно-поминальных обрядов определяли место, время, порядок проведения ритуала и регламентировали поведение участников. В запретах и предписаниях данного вида обряда проявляется двойственное отношение к умершему. С одной стороны, в них просматривается суеверный страх членов социума перед покойником и смертью, с другой — стремление умилостивить его и как можно скорее проводить в потусторонний мир. Благодаря соблюдению этих запретов происходило поэтапное вычленение покойника из мира культуры и социума, а также «перемещение» в мир предков. One of the interesting and little-studied sources for studying the traditional ideas of the Chuvash people are prohibitions (taboos). According to Chuvash linguists and folklorists, they belong to small genres of Chuvash folklore and are a separate type of aphoristic oral-poetic works. They are characterized by a clear linguistic form of construction, logic, instructive orientation, rigor of execution. Originating in ancient times, prohibitions served as one of the forms of regulating human behavior in society. They regulated daily life, household occupations, crafts and crafts, food, religious beliefs, behavior, etiquette, language, culture of speech, etc. They occupied a special place in ceremonial life, including in customs and rituals associated with sending a person on his last journey. The purpose of this study is to determine the role and significance of prohibitions in regulating the behavior of people and members of the community within the framework of funeral and memorial customs and rituals of the Chuvash of the Ural-Volga region. In the study, the prohibitions are considered in accordance with the main stages of the funeral and memorial rite (preparation for the funeral and protection of the deceased; washing; seeing off on the last journey; burial; wake). The work is based on the author's literary, archival and field materials. When developing this topic, the author was guided by one of the methodological principles, according to which the system of prohibitions is understood as part of the socio-normative culture of the people, regulating human behavior in everyday life and in religious and ceremonial practices. In both cases, prohibitions have a religious nature and act as a kind of imperative in the process of human social life. The study showed that prohibitions in the context of funeral and memorial rites determined the place, time, order of the ritual and regulated the behavior of participants. In the prohibitions and prescriptions of this type of rite, an ambivalent attitude towards the deceased is manifested. On the one hand, they show the superstitious fear of the members of society before the deceased and death, on the other — the desire to propitiate him and as soon as possible to conduct him to the other world. Due to the observance of these prohibitions, the deceased was gradually isolated from the world of culture and society, as well as “moving” into the world of ancestors.