DOCUMENTARY RECONSTRUCTION OF THE GENEALOGY OF S. D. MAINAGASHEV (TO THE 135TH ANNIVERSARY OF HIS BIRTH)

В статье рассматривается вопрос документальной реконструкции родословной хакасского этнографа Степана Дмитриевича Майнагашева (1886–1920). До сих пор в биографии хакасского учёного С. Д. Майнагашева оставались белые пятна, включая точно не установленную дату его рождения. Несмотря на наличие родословных преданий о происхождении Майнагашевых, отсутствовала научная верификация этой генеалогической информации на материале церковных метрических книг, именных списков и ревизских сказок (переписей населения). Объектом исследования является биологическая родословная С. Д. Майнагашева, а предметом — архивно-документальная реконструкция её патрилинейной части. Источниковую базу составили фонды таких архивов, как: Государственный архив Красноярского края, Национальный архив Республики Хакасия, архив города Минусинска. Впервые в научный оборот вводятся уникальные архивные документы по генеалогии Майнагашевых: по Аскизской Петропавловской церкви — метрическая запись о рождении/крещении С. Д. Майнагашева за 1886 г., метрическая запись о бракосочетании/венчании его родителей Д. А. Майнагашева и В. Н. Кызыласовой за 1877 г., метрическая запись о смерти/погребении деда этнографа А. П. Майнагашева за 1866 г., по Таштыпской Христорождественской церкви — метрическая запись о рождении/крещении отца Д. А. Майнагашева за 1851 г.; сведения из трёх последних ревизий Казановского рода Сагайской степной думы за 1832, 1850 и 1858 гг.; данные о фактах крещения представителей рода на 1854 г. В ходе генеалогических изысканий проведена экспертиза семейной родословной Майнагашевых, составленной в 1970–1980-х гг. топографом М. Г. Мойнагашевым на основе устных преданий и архивных источников. Критический анализ этой генеалогической схемы показывает, что её информационный потенциал нуждается в тщательной научной верификации с привлечением церковных метрических записей и актов гражданского состояния. Дальнейшее изучение генеалогии Майнагашевых будет посвящено анализу родословных легенд, а также генетико-генеалогическому тестированию современных мужских потомков. The article deals with the issue of documentary reconstruction of the Khakass ethnographer Stepan Dmitrievich Mainagashev’s (1886–1920) genealogy. Until now, there have been gaps in biography of the Khakass scientist S. D. Mainagashev, including an unspecified date of his birth. Despite the presence of genealogical legends about the origin of the Mainagashevs, there was no scientific verification of this genealogical information on the material of church metric books, lists of names and census lists (population censuses). The object of the study is S. D. Mainagashev’s biological genealogy, and the subject is the archival and documentary reconstruction of its patrilineal part. The source base consisted of the funds from such archives as: State Archive of the Krasnoyarsk Region, National Archive of the Republic of Khakassia, Minusinsk Archive. For the first time, unique archival documents on the genealogy of the Mainagashevs are introduced into scientific circulation: from the Askiz Peter and Paul Church — a metric record of the birth/baptism of S. D. Mainagashev in 1886, a metric record of the marriage/wedding of his parents D. A. Mainagashev and V. N. Kyzylasova in 1877, a metric record of the death/burial of the grandfather, ethnographer A. P. Mainagashev in 1866, from the Tashtyp Nativity Church — a metric record of the birth/baptism of D. A. Mainagashev’s father in 1851; data from the last three censuses of the Kazanov family of the Sagai Steppe Duma in 1832, 1850, and 1858; data on the baptism facts of representatives of the family as of 1854. Within the genealogical research, we carried out an examination of the Mainagashevs’ family genealogy, compiled in the 1970s and 1980s by the topographer M. G. Moinagashev on the basis of oral traditions and archival sources. The critical analysis of this genealogical scheme shows that its informational potential needs careful scientific verification with the involvement of church metric records and civil status acts. The further study of the Mainagashevs' genealogy will be devoted to the analysis of genealogical legends, as well as genetic and genealogical testing of modern male descendants.

BASHKIR PROVERBS AS A SOURCE OF STUDING TRADITIONAL ECONOMY AND FOOD CULTURE OF THE PEOPLE

Целью данной статьи является рассмотрение отражения в паремическом наследии башкирского народа такой важной составляющей системы жизнеобеспечения, как традиционная пищевая культура, а также прошлых хозяйственных занятий народа. Многие башкирские пословицы дошли до нас из глубокой древности, некоторые появились несколько позднее, иные — даже ближе к нашему времени. В качестве основного источника нами использованы башкирские пословицы в переводе на русский язык из 7-го тома свода «Башкирское народное творчество» (Уфа, 1993); оригиналы пословиц на башкирском языке содержатся в издании «Башkорт халыk ижады» (Уфа, 1980). Значительный вклад в сбор и изучение паремического наследия башкир внесли дореволюционные и советские исследователи башкирского края, а также современные ученые-фольклористы. Среди них особо следует выделить доктора филологических наук Ф. А. Надршину, сфера научных интересов которой, в числе прочих вопросов, касалась и изучения паремического наследия башкирского народа. Из пословиц можно получить представление и о древнейших, допроизводственных видах хозяйственной деятельности башкир (охота, рыболовство, собирательство, в том числе собирательство меда диких пчел — бортничество), и о производящих — скотоводство, птицеводство, земледелие, садоводство и огородничество. Продукты питания, о которых упоминается в башкирских пословицах, можно условно разделить на несколько категорий — это продукты животного происхождения (мясо, молоко, яйца, рыба); растительная пища (крупы, злаки, овощи, дикие коренья и травы); а также мед, специи и т. д. Большое внимание в пословицах уделялось качеству продуктов; в них отображен и порядок приема пищи; гостеприимство народа, традиционные башкирские праздники и обряды, а также пища, приготовляемая к ним; пищевые табу, соблюдение которых было обязательным в башкирском обществе и т. д. Так, например, осуждалось пьянство; водка считалась причиной многих болезней и даже смерти. В народной среде было принято бережное, рачительное отношение к продуктам питания, что также нашло отражение в пословицах и поговорках. В далеком прошлом у башкир, как у многих других язычников, с пищей были связаны определенные культы и поверья. К тому же, сохранившиеся в народной памяти отголоски неурожайных голодных лет, дали значительный материал для появления пословиц о необходимости ценить еду. Исходя из анализа имеющихся материалов, можно еще раз подтвердить, что пословицы — это ценный источник для изучения истории башкирского народа, его духовной и материальной культуры. The purpose of this article is to consider the reflection in the paremic heritage of the Bashkir people of such an important component of the life support system as traditional food culture, as well as the past economic activities of the people. Many Bashkir proverbs originated come down to us from ancient times, some appeared a little later, others-even closer to our time. As the main source, we used Bashkir proverbs translated into Russian from volume 7 of the series “Bashkir folk Art” (Ufa, 1993); The originals of proverbs in the Bashkir language are contained in the publication “Bashkort Halyk Izhady” (Ufa, 1980). A significant contribution to the collection and study of the Bashkir paremic heritage was made by pre-revolutionary and Soviet researchers of the Bashkir territory, as well as modern folklore scientists. Among them, it is particularly necessary to highlight F. A. Nadrshina, whose sphere of scientific interests, among other issues, concerned the study of the paremic heritage of the Bashkir people. The food products mentioned in Bashkir proverbs can be divided into several categories: animal products (meat, milk, eggs); vegetable food (cereals, vegetables, wild roots and herbs); fish, honey, spices, as well as dishes prepared from them. Much attention was paid to the quality of products in the paremias; they also reflect the order of eating; the hospitality of the people, traditional Bashkir holidays and rituals, as well as food prepared for them; food taboos, the observance of which was mandatory in Bashkir society, etc. For example, drunkenness was condemned; vodka was considered the cause of many diseases and even death. Among the people, a careful, prudent attitude to food was promoted, which was also reflected in proverbs and sayings. In the distant past, the Bashkirs, like many other pagans, had certain cults and beliefs associated with food. In addition, the echoes of the lean famine years preserved in the people's memory also provided significant material for the appearance of proverbs about the need to appreciate food. Based on the analysis of the available materials, we can conclude that proverbs are a valuable source for studying the ethnography of Bashkirs, its spiritual and material culture.

BASHKIR FAMILY NAMES ONYMS FORMED FROM APOTROPEIC PERSONAL NAMES

Статья посвящена изучению башкирских фамилий, восходящих к древним охранительным (апотропеическим) личным именам, призванным отвратить «злые силы» от новорожденного, вышедшим из употребления и отсутствующим в современном башкирском именнике. Основным источником данного исследования послужили башкирские фамилии, зафиксированные в сборнике документов «Формулярные списки о службе чиновников Башкирско-мещерякского войска за 1836–1842 годы», вышедшем в двух книгах (2012, 2014 гг.), в которых опубликованы документы второй четверти XIX в., в первую очередь, формулярные списки чиновников Башкирско-мещерякского войска. Сравнительно-историческое исследование значений отдельных личных имен на общетюркском фоне проводилось с опорой на данные, извлеченные из «Древнетюркского словаря» и «Башкирских шэжэрэ» Р. Г. Кузеева. На основе трудов этнокультурной направленности не только в области тюркских народов, но и восточных славян, было установлено, что происхождение многих охранительных имен связано с обрядом купли-продажи ребенка, в частности, это имена на основе лексем һатыу ‘продавать’, түләү ‘платить’, табыу ‘находить’, ҡал в значении ‘(этот) не умер, остался’, торһон, в которую вложено значение йәшәһен, үлмәһен ‘пусть живет, останется’, туҡта ‘стой, остановись’. Защищенным, по мнению древних башкир, считался и тот ребенок, который, по условиям старинного обряда, пролежал в собачьей конуре рядом с ее хозяином и был наречен именем, содержащим в своей основе лексему эт ‘собака’. Защитными силами, по мнению древних башкир, обладали также и названия камней и минералов, такие как, алтын ‘золото’, көмөш ‘серебро’, булат ‘булат’ и, конечно же, тимер ‘железо’, на которое обменивали ребенка во время мнимой купли-продажи. В целях защиты от злых сил у древних башкир существовала также традиция нарекания ребенка плохим именем (к примеру, Бузук, Яманбай и т. д.). В особую группу выделяются и охранительные личные имена с компонентом иш ‘пара, чета’, которым нарекали детей, если предыдущие их братья либо сестры не выживали. Все рассмотренные нами охранительные личные имена, являющиеся отражением обряда купли-продажи младенца, а также веры народа в силу слова, в настоящее время бытуют в основном лишь в фамилиях. The article is devoted to the study of Bashkir surnames that go back to the ancient protective (apotropic) personal names, designed to ward off "evil forces" from a newborn, which are obsolete and absent in the modern Bashkir name list. The main source of this study was the Bashkir surnames recorded in the collection of documents "Formulary lists on the service of officials of the Bashkir-Meshcheryak army for 1836-1842", published in two books (2012, 2014), in which documents of the second quarter of the 19th century were published. , first of all, formular lists of officials of the Bashkir-Meshcheryak army. A comparative-historical study of the meanings of individual personal names against the general Turkic background was carried out based on data extracted from the “Ancient Turkic dictionary” and “Bashkir shezhere” by R. G. Kuzeeva. On the basis of ethnocultural works not only in the field of the Turkic peoples, but also of the Eastern Slavs, it was established that the origin of many protective names is associated with the ritual of buying and selling a child, in particular, these are names based on the lexemes katyu 'sell', tүlәү 'pay' , tabyu 'find', al in the meaning '(this) did not die, remained', tor ,on, in which the meaning of yshәһen is embedded, үlmәһen 'let him live, stay', tuҡta 'stop, stop'. Protected, according to the ancient Bashkirs, was considered the child who, according to the terms of the old rite, lay in a dog kennel next to its owner and was named with a name containing the lexeme et ‘dog’. The names of stones and minerals, such as altyn 'gold', kөmөsh 'silver', bulat 'bulat' and, of course, timer 'iron', for which the child was exchanged during the imaginary purchase and sale. In order to protect against evil forces, the ancient Bashkirs also had a tradition of criticizing a child with a bad name (for example, Buzuk, Yamanbai, etc.). Protective personal names with the ish ‘couple, couple’ component, which were given to children if their previous brothers or sisters did not survive, also stand out in a special group. All the protective personal names we have considered, which are a reflection of the ceremony of buying and selling a baby, as well as the people's belief in the power of the word, are currently mainly found in surnames.

FUNCTIONS OF THE ETHNIC LANGUAGE IN THE MARI DIASPORA OF THE MOSCOW REGION

В статье приводятся результаты социолингвистического обследования, проведенного автором в марийской диаспоре московского региона с целью выявления и описания функционирования этнического языка. Один из аспектов исследования посвящен установлению функций, которые закреплены за этническим языком в условиях диаспорного проживания группы. Несмотря на незначительную степень использования марийского в московском регионе (ввиду повсеместной распространенности и доминирования русского языка) и тяготение к его употреблению в семейно-бытовой, дружеской, иногда — профессиональной сферах общения, марийский язык, тем не менее, выполняет в диаспоре ряд важных функций. В ходе обследования автором были определены следующие функции: коммуникативная, фатическая (контактоустанавливающая), функция тайного языка (используемая в общественном пространстве между носителями марийского языка, а также в семейно-бытовой сфере между некоторыми членами семьи), эмоциональная (на каком языке опрошенным доводится думать, видеть сны, ругаться, шутить), а также сакральная (язык обращения к божественным силам, а также язык религии и религиозных отправлений) и символическая (язык как символ групповой идентификации). В результате обследования было установлено распределение функций марийского языка по поколениям; в отношении набора функций языка у респондентов в выборке был выявлен ряд закономерностей, связанных, с одной стороны, со степенью владения ими марийским языком, с другой стороны, с принадлежностью тому или иному поколению диаспоры. Кроме того, были выделены факторы, препятствующие использованию марийского в той или иной функции. The article presents the results of a sociolinguistic survey conducted by the author in the Mari diaspora of the Moscow region aimed at identifying and describing the functioning of the ethnic language. One of the aspects of the study is devoted to the establishment of the functions, assigned to the ethnic language in the conditions of the diaspora residence of an ethnic group. Despite the insignificant degree of the Mari language use in the Moscow region (due to the ubiquity and dominance of the Russian language there) and its use mainly in family, household, friendly, sometimes professional communications, the Mari language, however, performs several important functions in the diaspora. The survey results revealed the following functions: communicative, phatic (contact-establishing), the function of a secret language (used in a public space between Mari speakers or in the home communication between some family members), emotional (which language the respondents are likely to think, dream, swear, joke in), sacred (the language of appeal to the divine powers, the language of religion and religious practices) and symbolic (language used as a symbol of group identification). As a result of the survey, the distribution of functions of the Mari language by generations was established, as well as some patterns, majorly related to the proficiency levels in the Mari language and the respondents’ belonging to the first or the second diaspora generation. Factors preventing the use of Mari in some functions mentioned above have been equally singled out.

BANS IN FUNERAL AND MEMOTIAL CUSTOMS AND RITUALS OF THE CHUVASHS

Одним из интересных и мало изученных источников для изучения традиционных представлений чувашского народа являются запреты (табу). По мнению чувашских лингвистов и фольклористов, они относятся к малым жанрам чувашского фольклора и являют собой отдельный вид афористических устно-поэтических произведений. Им свойственны четкая языковая форма построения, логичность, поучительная направленность, неукоснительность исполнения. Зародившись в глубокой древности, запреты служили одной из форм регулирования поведения человека в обществе. Они регламентировали повседневную жизнь, хозяйственные занятия, промыслы и ремесла, пищу, религиозные верования, поведение, этикет, язык, культуру речи и т. д. Особое место они занимали в обрядовой жизни, в том числе в обычаях и обрядах, связанных с проводами человека в последний путь. Целью настоящего исследования является определение роли и значения запретов в регулировании поведения людей и членов общины в рамках похоронно-поминальных обычаев и обрядов чувашей Урало-Поволжья. В исследовании запреты рассмотрены в соответствии с основными этапами похоронно-поминального обряда (подготовка к похоронам и охрана покойника; обмывание; проводы в последний путь; погребение; поминки). Работа основана на литературных, архивных и полевых материалах автора. При разработке указанной темы автор руководствовался одним из методологических принципов, в соответствии с которым система запретов понимается как часть социо-нормативной культуры народа, регулирующая поведение человека в повседневности и в религиозно-обрядовых практиках. В обоих случаях запреты имеют религиозную природу и выступают своеобразным императивом в процессе социальной жизни человека. Исследование показало, что запреты в контексте похоронно-поминальных обрядов определяли место, время, порядок проведения ритуала и регламентировали поведение участников. В запретах и предписаниях данного вида обряда проявляется двойственное отношение к умершему. С одной стороны, в них просматривается суеверный страх членов социума перед покойником и смертью, с другой — стремление умилостивить его и как можно скорее проводить в потусторонний мир. Благодаря соблюдению этих запретов происходило поэтапное вычленение покойника из мира культуры и социума, а также «перемещение» в мир предков. One of the interesting and little-studied sources for studying the traditional ideas of the Chuvash people are prohibitions (taboos). According to Chuvash linguists and folklorists, they belong to small genres of Chuvash folklore and are a separate type of aphoristic oral-poetic works. They are characterized by a clear linguistic form of construction, logic, instructive orientation, rigor of execution. Originating in ancient times, prohibitions served as one of the forms of regulating human behavior in society. They regulated daily life, household occupations, crafts and crafts, food, religious beliefs, behavior, etiquette, language, culture of speech, etc. They occupied a special place in ceremonial life, including in customs and rituals associated with sending a person on his last journey. The purpose of this study is to determine the role and significance of prohibitions in regulating the behavior of people and members of the community within the framework of funeral and memorial customs and rituals of the Chuvash of the Ural-Volga region. In the study, the prohibitions are considered in accordance with the main stages of the funeral and memorial rite (preparation for the funeral and protection of the deceased; washing; seeing off on the last journey; burial; wake). The work is based on the author's literary, archival and field materials. When developing this topic, the author was guided by one of the methodological principles, according to which the system of prohibitions is understood as part of the socio-normative culture of the people, regulating human behavior in everyday life and in religious and ceremonial practices. In both cases, prohibitions have a religious nature and act as a kind of imperative in the process of human social life. The study showed that prohibitions in the context of funeral and memorial rites determined the place, time, order of the ritual and regulated the behavior of participants. In the prohibitions and prescriptions of this type of rite, an ambivalent attitude towards the deceased is manifested. On the one hand, they show the superstitious fear of the members of society before the deceased and death, on the other — the desire to propitiate him and as soon as possible to conduct him to the other world. Due to the observance of these prohibitions, the deceased was gradually isolated from the world of culture and society, as well as “moving” into the world of ancestors.

REFLECTION OF THE MULTICOMPONENT CULTURE OF THE KAZYM KHANTS IN FOLKLORE MATERIALS O GODDESS VUT IMI

Важнейшей составляющей традиционной культуры обских угров являются культы духов-покровителей — выдающихся богатырей-предков. В древности обожествляемая личность постепенно превращалась в средство существования общества, организации его жизни. Культ предка можно рассматривать как культурообразующий фактор и даже культурную модель традиционного общества, служившую целям выживания и приспособления людей к новым историческим условиям, выстраивания отношений с окружающим миром. В статье рассматривается образ одного из духов-покровителей хантыйского народа — Казымской богини-воительницы (известной в литературе также как Вут-ими или Касум-най), отраженный в фольклоре казымских и других групп хантов, сосьвинских манси и ненцев. «История» её жизни указывает на постоянные миграции и освоение новых территорий в древние времена, объясняет контакты предков казымских хантов с соседними этническими группами. Цель работы — раскрыть характер межэтнических и внутриэтнических связей казымских хантов на основе фольклорных текстов о Вут ими с опорой на культурно-исторический, описательный, функционально-семантический и типологический методы, с учётом уже имеющихся разработок по данной теме. В качестве историко-этнографического источника, содержащего информацию о межкультурных коммуникациях казымских хантов, автором рассмотрены как опубликованные ранее песни, сказания и предания о Вут-ими, включая сведения о её зооморфных образах, атрибутике, эпитетах, так и новый материал, записанный автором от информантов. Автором отмечается, что в образе главного духа-покровителя р. Казым просматриваются пермские черты. В языке, фольклоре, культурных традициях ярко выражены устойчивые контакты с мансийской территорией. Хантыйские предания указывают также на значительное влияние ненецкой культуры (прежде всего в сфере оленеводства). Мифология брачных отношений богини с хантыйскими богатырями отражает родство и характер внутриэтнических отношений хантов: казымской группы с другими локальными образованиями (иртышскими, пимскими и другими хантами). The most important component of the traditional culture of the Ob Ugrians are the cults of patron spirits-outstanding heroes-ancestors. In ancient times, the deified person gradually turned into a means of existence of society, the organization of its life. The cult of the ancestor can be considered as a cultural factor and even a cultural model of traditional society, which served the goals of survival and adaptation of people to new historical conditions, building relationships with the surrounding world. The article considers the image of one of the patron spirits of the Khanty people-the Kazim warrior goddess (also known in literature as Vut-imi or Kasum-nai, etc.), reflected in the folklore of the Kazim and other Khanty groups, Sosva Mansi and Nenets. The “history” of her life points to constant migrations and the development of new territories in ancient times, explains the contacts of the ancestors of the Kazim Khants with neighboring ethnic groups. The purpose of the work is to reveal the nature of interethnic and intraethnic relations of the Kazym Khants on the basis of folklore texts about the Vut by them, based on cultural-historical, descriptive, functional-semantic and typological methods, taking into account existing developments on this topic. As a historical and ethnographic source containing information about the intercultural communications of the Kazym Khants, the author considers both previously published songs, legends and legends about the Vut-im, including information about its zoomorphic images, attributes, epithets; as well as new material recorded by the author from informants. The author notes that the image of the main patron spirit of R. Kazym shows Permian features. Stable contacts with the Mansi territory are clearly expressed in the language, folklore, and cultural traditions. Khanty legends also indicate a significant influence of the Nenets culture (primarily in the field of reindeer husbandry). The mythology of the marriage relations of the goddess with the Khanty heroes reflects the kinship and nature of the intra-ethnic relations of the Khanty: the Kazim group with other local formations (Irtysh, Pim and other Khanty).

GRAMMATICALIZATION OF CONTRACTED COMPOUND VERB FORMS IN MALOKARACHKINSKIJ DIALECT OF CHUVASH LANGUAGE

Глаголы jar/jer ‘пускать’, jol ‘остаться’, il ‘брать’ и yk ‘падать’ в малокарачкинском говоре чувашского языка могут образовывать сложные глаголы — конструкции, состоящие из двух глагольных форм, но описывающие единую ситуацию. В малокарачкинском говоре в таких конструкциях происходит фонетическое явление стяжения: xəra za yk r ë (испугаться CV_SIM падать PST 3SG)> xəra z=yk r ë (испугаться CV_SIM падать PST 3SG) ‘упал(а)’. Стяжённые формы сложных глаголов отличаются от других сложноглагольных конструкций не только фонетически (выпадение последнего гласного деепричастия на -sa, выпадение начального j вершины, чередование гласных в основе вершины jar/jer ‘пускать’), но и по ряду морфосинтаксических признаков (место присоединения аффиксов каузатива и аттенуатива). На то, что появление стяжённых форм — это часть процесса грамматикализации сложных глаголов, указывает и то, что глаголы, не образующие стяжённых форм, но обладающие в составе сложноглагольной конструкции грамматическим значением, так же претерпевают фонетические изменения. В статье разобран пример глагола kaj ‘уходить’, у которого в сложноглагольной конструкции, как показал эксперимент с чтением диалектного текста, часто озвончается первый согласный. Это сближает глагол kaj ‘уходить’ с аффиксами, согласные в которых в малокарачкинском говоре обычно озвончаются в интервокальной позиции. В статье также рассматриваются семантические свойства глагола yk ‘падать’, образующего стяжённые сложные глаголы. Несмотря на общее грамматическое значение этого глагола в составе сложногагольной конструкции — вхождения в состояние или процесс, глагол yk ‘падать’ сохраняет некоторые элементы своего лексического значения, которые влияют на его сочетаемость как вершины сложного глагола: вхождение в состояние или процесс может быть только мгновенным, конструкции с пунктивными глаголами приобретают значение неожиданности и/или интенсивности, глаголы разрушения без семантики падения и глаголы с семантикой увеличения и повышения не могут сочетаться с yk ‘падать’. Материалы для статьи были собраны автором в экспедициях в село Малое Карачкино Чувашской Республики, кроме того используются примеры из экспедиционного корпуса и из литературы, приводятся некоторые сравнения с литературным чувашским языком. The article presents the results of the research of the contracted forms of compound verbs in Malokarachkinskij dialect of Chuvash language. Four verbs jar/jer ‘let’, jol ‘remain’, il ‘take’ and yk ‘fall’ can be the heads of the contracted forms of compound verbs. These forms differ from the full ones not only phonetically but also morphologically. At the same time, certain semantic features of these four verbs remain present even when they become heads of the compound verb constructions, thus restraining their distribution.

TRADITIONAL RELIGIOUS BELIEFS AND RITES OF SHESHKUPS / SHESHKUMS ACCORDING TO THE DATA OF FIELD ETHNOGRAPHIC MATERIALS OF THE XX–XXI CENTURIES

Данная статья посвящена исследованию вопроса о традиционных воззрениях и обрядах этнографической (диалектно-локальной) группы шёшкупов/шёшкумов. На основе анализа исследовательской литературы и полевого этнографического материала, собранного разными исследователями-селькуповедами, были выявлены факты о предназначении священных мест в окрестностях д. Иванкино. В данном исследовании удалось определить особенности религиозных верований среднеобских селькупов: они оставляли кузова с семейными лозами не только на чердаках, но и в труднопроходимой кочкарной согре, «подвешивали» духов на березе. Собранные сведения позволяют говорить о сохранении традиционных верований (представлений о домашних духах-помощниках, культовых местах) у местных жителей до конца ХХ в., о чем свидетельствуют материалы, записанные от информантов из д. Иванкино даже в XXI в. This paper is devoted to the study of the issue about traditional views and rituals of the ethnographic (dialectal-local) group of Sheshkups / Sheshkums. Facts about the purpose of sacred places in the vicinity of the village Ivankino, based on the analysis of research literature and field ethnographic material collected by various researchers-selkupologists, were revealed. In this study, it was possible to determine the peculiarities of the religious beliefs of the Middle Ob Selkups: they left baskets with family figures of spirits-helpers not only in attics, but also in almost impassable hillock sogra, and “hung” spirits on birch trees. The collected information allows speaking about the preservation of traditional beliefs (ideas about domestic spirits-helpers, places of worship) among local residents until the end of the 20th century, as evidenced by materials recorded from informants of the village Ivankino even in the 21st century.

DEICTIC PRONOUNS IN THE KHAKASS LANGUAGE

В настоящей статье представлены результаты исследования дейктических (указательных) местоимений в хакасском языке. Дейктические местоимения, как и другие указательные слова, выступают в качестве слов, служащих для определения степени удаленности объекта относительно позиции говорящего лица («дейктического центра»). В каждом языке своя (двучленная, трехчленная и более) система определения степени удаленности предмета относительно дейктического центра. В хакасском языке степень удаленности предметов относительно говорящего лица определяется через трехчленную систему: проксимальную («ближе к говорящему лицу»), медиальную («чуть дальше от говорящего лица») и экстремальную («далеко от говорящего лица»). Кроме того, дейктические местоимения служат для развития темпорального значения. В предложении дейктическим местоимениям отводится роль определения и обстоятельства времени. This article presents the results of a study of deictic (demonstrative) pronouns in the Khakass language. Deictic pronouns, like other demonstrative words, act as words that serve to determine the degree of remoteness of the object relative to the position of the speaker ("deictic center"). Each language has its own (binomial, three-term, and more) system for determining the degree of remoteness of the subject relative to the deictic center. In the Khakass language, the degree of remoteness of objects relative to the speaking person is determined through a three-term system: proximal ("closer to the speaking person"), medial ("slightly further from the speaking person") and extreme ("far from the speaking person"). In addition, deictic pronouns serve to develop a temporal meaning. In the sentence, the deictic pronouns are assigned the role of the definition and the circumstance of time.

HOSPITALITY IN THE PICTURE OF THE WORLD OF STAROVERS OF UST-TSILM

В статье рассматривается религиозно-нравственный феномен гостеприимства в картине мира у русских староверов-беспоповцев Усть-Цильмы, проживающих в нижнем течении р. Печоры в Республике Коми. Источником к написанию работы послужили этнографические полевые материалы, собранные автором в Усть-Цилемском районе Республики Коми и корпус усть-цилемских фразеологизмов, пословиц, присловий, выявленный из словарей. Как концепт культуры гостеприимство широко представлено в паремиях, где аллегорически раскрываются ситуации, связанные с гостеприимством, осмысляются нормы, установки и предписания в поведении контактирующих сторон, раскрывается значение гостевых контактов в установлении и поддержании социальных связей. По заявленной теме представлены и проанализированы термины, выражения, характеризующие хозяев и гостей в зависимости от различных ситуаций (гостеприимность — негостеприимность, встреча — прощание и др.). В статье раскрывается, что гостеприимство имело большое воспитательное значение, ознакомление детей с нормами гостеприимства строилось не только на личных наблюдениях и примерах, но и с привлечением устойчивых выражений и текстов. Исследование показало, что гостевое общение сплачивало не только родственников, но и представителей общины в целом. Выявлено, что несмотря на известную закрытость староверов-беспоповцев, они проявляли дружелюбие и взаимопонимание к представителям других конфессий, предоставляли им кров и еду. В картине мира русских староверов-беспоповцев Усть-Цильмы гостеприимство имело важное значение в сохранении и развитии непреходящей ценности их бытия. The article examines the religious and moral phenomenon of hospitality in the picture of the world among the Russian Old Believers-bespopovtsy Ust-Tsilma, living in the lower reaches of the river. Pechory in the Komi Republic. The source for the writing of the work was the ethnographic field materials collected by the author in the Ust-Tsilemsky region of the Komi Republic and the corpus of Ust-Tsilma phraseological units, proverbs, and sayings identified from dictionaries. As a concept of culture, hospitality is widely represented in paremias, where situations related to hospitality are revealed allegorically, norms, attitudes and prescriptions in the behavior of contacting parties are comprehended, and the value of guest contacts in establishing and maintaining social ties is revealed. On the stated topic, terms and expressions are presented and analyzed that characterize the hosts and guests, depending on various situations (hospitality — inhospitable, meeting — farewell, etc.). The article reveals that hospitality was of great educational value, familiarizing children with the norms of hospitality was based not only on personal observations and examples, but also with the use of stable expressions and texts. The study showed that guest communication brought together not only relatives, but also representatives of the community as a whole. It was revealed that despite the well-known closeness of the Old Believers-bespopovtsy, they showed friendliness and mutual understanding to the representatives of other confessions, provided them with shelter and food. In the picture of the world of Russian Old Believers-bespopovtsy Ust-Tsilma, hospitality was of great importance in the preservation and development of the enduring value of their existence.